4

Никита потянулся, хрустнув суставами, и почувствовал, что камуфляж заметно отсырел. Почти стемнело. Он затоптал окурок, закинул на плечо косу и пошел к сержантам. Алиханов уже спал, Хвостенко напевал что то, прутиком переворачивая в костре картошку.
– Тебе кого, чума? – На Никиту обратил внимание только Толоконников. – Грибочки чернобыльские пришел у дедов тыздить?
– Темно. Косить больше нельзя, не видно ничего.
– Ну и иди тогда в жопу. В казарме скажи, что мы остались план перевыполнять… И это, косы чтобы в каптерку поставил, понял?
– Так точно.
– Завтра… – вдруг отвлекся от костра Хвостенко. – Завтра надо его к хохлам послать.
Да ты сам хохол! – заржал пьяный Толоконников.
– Разговорчики, товарищ сержант! Самогон у них хороший, а этот – говно, только Али срубает. Слышь, Нефедов? Утром после развода идешь в парк, там выбираешь инструмент какой нибудь и чапаешь с ним к соседям. Чтобы вечером был тут с дозой. И не меньше трех литров, ты понял? У дедушки день рождения.
– Да ты что?! – восхитился Толоконников. – А меня приглашаешь? А бабы будут?
– Баб ты приведешь, с Зоны. Для себя и Али. А потом… Ты чего стоишь то, боец, не ясно что то?
– Я… – Никита почесал в затылке, едва не раскроив руку о косу. – Ваня, в парке мне ведь не дадут ничего.
– А у тебя там другая, Удунов чмо. Вот пусть он тебя как друга выручит, – усмехнулся Хвостенко. – Меня чужие проблемы не волнуют, понимаешь? Дедушке надо самогона. Дедушка сказал тебе, где железок взять на обмен. Не сможешь – ну забашляй налом хохлам или еще как.
– Жопу подставь! – снова заржал Толоконников. – Там есть такой Кравец, большой, типа, спец!
– Слушаюсь.
Никита собрал косы и побрел к казарме. Час от часу не легче. Даже если удастся увести из парка у взвода тех поддержки инструмент – а кто взял, узнают, да сам же Хвостенко и сдаст, даже если Никита благополучно доберется до соседей – а украинский спецбатальон за болотцем, по которому частенько постреливают со второй линии, – все равно украинцы ничего не дадут. Просто заберут инструмент и пнут на дорожку, вот и все. Если бы Хвостенко сам пришел другое дело, договорились бы. А посылать Никиту бесполезно, хохлы знают, что он в своем батальоне чмошит.
– Блин! – Никита почувствовал, как в душе у него закипает что то нехорошее, опасное. – Блин! Блин!
Он решил никуда не идти. Скажет: забыл, заспал. Может, Хвостенко и сам не вспомнит. А бить будут все равно – не за самогон, так за покос. Зато в парке не придется отдуваться, там за кражу инструмента действительно могут на четыре кости поставить. Кравец этот… Кравец, контрактник, вообще зверь, был несколько раз у них, в гости приезжал. Животное, тварь дебильная. У соседей уже двое повесились по его милости.
На Никитунакатило. Он выронил косы, сел на корточки, обхватив голову, и завыл. Так дальше нельзя, нельзя… Деды собираются на дембель, от этого совсем на службу положили, дурнее становятся день ото дня. И загонят однажды на то болотце, что Никита сделает? Сами то ездят через вторую линию, а его загонят, и тогда придется узнать, кто там так громко чавкает и чем. Добро еще, если автомат позволят с собой взять. В части бытовала история про малого, которого за какие то грехи года три назад тогдашние дембеля связали и на болоте ночью оставили. Утром там лежали ноги и верхняя часть туловища, а всю середку будто бритвой выхватили. Сказки? Вряд ли. Востряков исчез уже на памяти Никиты, только берет нашли, а в берете – его рыжую макушку. Пошел Востряков мимо болотца, прямо вдоль первой линии на украинский блокпост сигаретку стрельнуть – пьяный, конечно. Украинцы клялись, что он не появился, а расстояния то там было – метров триста. Хотя, конечно, могли, даже обязаны были открыть огонь на поражение, но где тогда тело?
– Зона… – прошипел Никита, глядя на запад, где как раз взлетела гроздь осветительных ракет, заработал пулеметчик. – Зона. Тут зона, там Зона. Суки. Сколько же я еще выдержу?
Месяц назад неподалеку, в таком же спецбатальоне деды развели полный беспредел, и тогда двое зачмыренных ночью вернулись с блокпоста и устроили пальбу в казарме. Часовые их положили, конечно, но около двух десятков они успели кого убить, кого подранить. Это Хвостенко рассказывал, вернувшись из штаба полка, еще головой качал: «Полный абзац там устроили, идиоты, все в крови». Да понимал ли он, дурак, как близко подошел к своему пределу Никита Нефедов, которого сержант спьяну послал за самогоном к соседям?
Никита опять перекурил, немного успокоился. До утра все в порядке. Закинуть косы в каптерку, раздеться, умыться и спать, в казарме очереди с блокпостов почти не слышны. Только бы там не пили, а то и ночь выйдет не в ночь, поднимут и заставят какие нибудь стихи читать.
Но в казарме было тихо, все окна темные. На ступеньках негромко переговаривались о чем то часовые.
– Нефедов идет! – заранее сообщил им Никита.
– Передвижение в темное время суток по территории спецбатальона категорически запрещено, караул имеет право на стрельбу без предупреждения, – пробормотал один из часовых, щелкая затвором. Отлетел в сторону и запрыгал по бетонным ступеням прежде досланный патрон. – Молись, сука.
– Да хорош, а то еще обоссытся… – Его товарищ отодвинулся. – Иди, Нефедов, отдыхай. Если дадут.
– А что такое? – спросил Никита, осторожно протискиваясь между часовыми с охапкой кос в руках.
– Да в парке сегодня большие разборки кипели… – Часовой кивнул на территорию «техподдержки», огороженную забором. – Этот, молодой, что то вытворил. Выстрелил в кого то, что ли. Или хотел… Нам не слышно было.
– А я тут при чем?
– Да приходили, спрашивали тебя… Ну иди в роту, не толкись тут с косами.
Недоумевая, Никита разыскал спавшего в уголке дневального, который открыл каптерку. Избавившись от инструмента, Нефедов тихо разделся в темноте, в трусах отправился в умывальник. Через приоткрытое светомаскировкой окно Никита услышал, как от парка к казарме шагают несколько человек, о чем то возбужденно переговариваясь.
«Влип Серега Удунов, – понял он. – Сильно влип. В самом деле сорвался?… Нет, выстрелов то я не слышал, да и тревогуобъявили бы по батальону».
Наскоро умывшись, Никита погасил свет и отодвинул шторку. С этой стороны стоял «офицерский домик», трехэтажное здание. Тишина, только в дежурке горит огонек. Спят господа офицеры, никто их не потревожил. Значит, все еще не так плохо.
Дверь в умывальник распахнулась, вошли трое дедов из взвода «техподдержки», за ними недовольно позевывающий дежурный по роте.
– Ты что в трусах, чмо?! – тут же зашипел на него один из «техников». – Бегом одеваться, через секунду чтобы был готов!
– А что случилось то?
– Бегом!
Под градом пинков Никита пошел к двери, где его прихватил за локоть дежурный.
– Чтобы к разводу был тут, понял?
– А куда меня?
– Да меня не волнует, куда, но чтобы к утреннему, разводу был на месте! Или пасть порву лично, понял?!
Дежурный толкнул его в темный коридор. Никита, скалясь от ярости, добрался до Своего табурета, оделся опять. В коридоре негромко переговаривались, вроде бы дежурный просил о чем то «техников», а те огрызались. Что же с Серегой Удуновым?
Часовые стояли посередине между казармой и парком, о чем то шептались с тамошней ночной сменой. Никита, конвоируемый дедами, пересек посыпанную пес , ком площадку, не задавая вопросов, это явно было бесполезно. Но страх, исходящий от «техников», он чувствовал очень хорошо. Что то случилось.

5

Ушастому досталось на самом краю леса, уже возле оврага. Как его угораздило – никто и не понял. Сафик, весь мокрый, прошел по этому самому месту, потом прокатил свою тачку Малек, стараясь двигаться по следу, а вот Ушастый вдруг закричал.
Туман – та еще дрянь. Кислота осела на одежде, лице, руках, от бедняги так и повалил дым.
– Тащи! – Сафик с силой воткнул опору тачки в глинистый грунт и кинулся назад. – За ноги, сапоги в порядке у него!
Но Малек, прежде чем вытянуть орущего товарища, сорвал с головы кепи и схватил сапог уже через него. Мало ли что – может, кислота не всегда дымится? Спасенный Ушастый верещал как резаный, держа обожженные пальцы перед часто моргающими глазами, но не тер, соображал немного.
– Не вставай! – рычал Сафик. – Лежи, вверх смотри, вверх!
Малек отстегнул от пояса флагус водой полил на глаза Ушастому, потом уж ополоснул, как мог, все лицо. Сафик занялся руками пострадавшего, так и поливали его из трех фляг – у самого Ушастого такая тоже, конечно, имелась – едва ли не четверть часа. Солнце совсем зайти успело, а Ушастый все оклематься не мог.
– Братцы, да как же так? – морщась от боли в обожженных губах, спрашивал он. – Ну как же? Ведь врезало сразу, я же ни отскочить, ни почувствовать ничего не успел! Так же не бывает!
– В Проклятом Лесу все бывает, – бормотал Малек. – Слышь, Сафик, тачку его я выкачу, но она ж в кислоте, и товар тоже. Куда мы с ней? И Ушастый не помощник, ему бы зрение сберечь!
– А, плевать!
Сафик перевернул тачку Малька, содержимое грудой вывались на хвойную подстилку.
– Вот, аптечки тут есть… Это в глаза закапай, а из тюбика пусть разотрет везде сам.
Пока Малек вертел в руках медикаменты, удивляясь, с какой смелостью Сафик тратит принадлежащее Червю, проводник с размаха вонзил в бедро Ушастого шприц.
– Это чего? – подозрительно спросил Ушастый.
– Антишок какой то армейский, не все равно тебе? Малек, тачкой займись! Рукояти облей, хоть водкой, не важно, а с товаром пусть Червь разбирается. Может, что и повредилось.
– Знаю я, как Червь разбирается… – заворчал Малек, но порученное выполнил.
– Пять минут тебе на отдых! – Сафик прикурил две сигареты и поделился с Ушастым. – Потом встанешь и покатишь дальше.
– До моста, ночью? – Ушастый жадно затянулся, продолжая втирать в щеки мазь. – Ух, и прижгло же меня, ух и прижгло… Даже в горле чувствую, до легких доползло! Опасно до моста. А на мостуеще опаснее, с этой жаркой дурной.
– Не бойся, не поведу вас на мост ночью. Там местечко есть, где лес не к самому оврагу подходит. Там встанем, будем дежурить… – Сафик принялся забрасывать обратно в тачку вываленное добро. – Оружия много. Огня разводить не станем, возьмем прибор ночного видения, тут есть в грузе. Продержимся. Нам везет, Ушастый. От химеры отбились, через лес без вешек прошли.
– Плохо тут ночью.
– Так мы не в лесу будем, баранья башка! Между лесом и оврагом. Переночуем. Ты хорошо видишь?
Ушастый поморгал опухшими веками.
– Вроде да. Только левый глаз словно в пелене… Я сразу зажмурился, как долбануло меня туманом, но разве успеешь? Ведь не бывает так, Сафик!
– Чего в Зоне не бывает? – мрачно ухмыльнулся проводник. – Все бывает. Малек! Дай ему выпить, и пошли.
– Не надо! – Антишок действовал неплохо, Ушастый поднялся. – Не надо, как до места доберемся – выпью.
Они выкатили тачки на край оврага и потащились вдоль него к юго востоку. Внизу раздавалось подозрительное шуршание, но Сафик, уже нацепивший ПНВ, успокаивающе махнул товарищам рукой.

6

Серега Удунов лежал чуть в стороне от ворот, за «КамАЗом». Возле него нервно курили человек пятнадцать, негромко переговаривались. Никиту сильным толчком меж лопаток втолкнули в серединукруга. Тут, почему то со стаканом чая в руках, на корточках сидел над трупом Миша Ачикян.
– Привели? Хорошо… – Ачикян отхлебнул из стакана, сморщился. – Ну что, братишка, видишь друга своего?
– Что с ним? – глухо спросил Никита.
– Да падлой он оказался… Перестрелять нас хотел; за автомат схватился. Нас, товарищей своих. Слышь, козел? – Миша толкнул в колено одного из техников. – Разгони тут всех, не в цирке.
– Я те не козел, понял? – пьяно захрипел «техник».
– А я тебе повторяю: ты, козел, все это устроил! И козлом останешься, только про это завтра еще поговорим. Убери всех!
Ачикян сверкнул глазами, и дед сник, отступился, начал расталкивать сослуживцев. Вскоре рядом с Никитой, осторожно присевшим рядом с мертвецом, остались только сам Ачикян, да еще трое четверо техников из старослужащих курили в стороне.
– В общем, слушай, – тихо сказал Ачикян, прихлебывая чай. Или чифирь? – Как бы там ни было, а довел твоего дружка вот тот козел. И он ответит еще, я тебе обещаю… Не важно сейчас, что он сделал. Мудунов… Удунов его фамилия была, да? Удунов в оружейку вломился, хорошо еще пацаны заметили. В общем, пока крутили… Нехорошо вышло. Мы разберемся, я обещаю тебе, братишка.
Миша Ачикян, первый рукопашник спецбатальона, похлопал Никиту по плечу. Смотрел с симпатией, честно, в глаза. И Никита вдруг почувствовал страшное желание не то чтобы убить его, а просто разорвать на части. Ведь все это ложь, и сочувствие – тоже ложь, а Никита ему зачем то очень нужен.
– У нас потери не редкость. Зона слабых не любит, на фронте служим… Еще не хватало нам следователей сюда. Короче, так: Удунова надо убрать. Туда, за кордон. Ты нам в этом помоги. А мы здесь разберемся со всеми козлами, это я тебе обещаю, понял?
– Почему я? – сглотнув, спросил Никита.
– Ты же его друг? Вы же вместе приехали, трепались всегда, да? Ну вот… Твоя обязанность. Мы сейчас на «КамАЗе» подскочим на третий блокпост, заявку уже организуют ребята. То да се… А ты возьмешь Удунова и с ним пойдешь по канавке, помнишь ведь, канавка там есть? Не бойся, стрелять никто не будет, я сам прослежу. Все же свои, понимаешь? Лейтеха, что на посту, в курсе будет, и прапор его тоже. Далеко тащить не нужно, только за линию. Утром его обнаружат и вытащат кошкой или спецназ вызовут. Актируют, обычное дело. Понял?
– Я понял. Я не понял, почему я должен Серегу туда тащить. Почему не…
– Ты слушай лучше, братишка! – крепкие пальцы Ачикяна больно сжали плечо. – Я тебе доверяю. У тебя проблемы в роте есть? Приходи, спроси Мишу. Я лично пасть порву любому, кто тебя тронет, не посмотрю, какие там деды. Вообще тебя в «техподдержку» заберу, нам теперь человек нужен… Шноров, капитан наш, поможет. Но сейчас прояви себя мужиком. Сам видишь – если еще немного времени протянем, кто то стукнет, кто то заметит, и тогда тут все на уши встанут. Ты думаешь, тебе тогда хорошо будет?
– Я хочу спросить, почему…
– Ты думаешь, тебе хорошо будет?! – Ачикян подтянул Никиту к себе, заглянул в глаза. – Думаешь?
– Нет…
– Так делай, что говорят!
Он оттолкнул Нефедова, и тот с размаху сел на землю. Под руку попало что то влажное, и Никита не сразу понял, что это кровь Удунова.
«Трусы… – вдруг понял Никита. – Вы все боитесь выйти за кордон, да еще ночью. Боитесь увидеть перед собой одну из этих тварей… И следователей боитесь. А я вышел крайним на всю роту».
Только теперь Никите стало по настоящему страшно. За кордон, в Зону… А если все это вранье, если пулеметчик поступит по инструкции и срежет дурака, как только он попробует вернуться? Лейтенант в курсе… Что же, получается, офицер убийц покрывает? Впрочем, это предположение не показалось Никите таким уж странным. Зона ожесточает, кордон – это фронт, и те, кто держат его, должны верить друг другу. Лейтенант не будет ссориться с дедами. Ведь его тело тоже могут однажды оттащить за кордон… Или выкинуть из машины во время очередного прорыва.
За время недолгой службы Нефедова прорывов на участке спецбатальона не случалось. Но вот у украинцев было, один блокпост полег почти целиком, а всем остальным пришлось уходить ко второй линии, бросив и казармы, и все хозяйство. Утром их участок артиллерия обрабатывала несколько часов, потом кружили украинские, российские, немецкие вертолеты, били ракетами. Наконец, прошли какие то профессиональные команды головорезов, и только после этого батальон вернулся. Территория в воронках, здания до сих пор ремонтируют, а раз в неделю приезжают медики, химики и вся эта шваль, занимающаяся обеззараживанием.
Каждый офицер знает, что прорывы время от времени случаются, ничего не поделаешь. И в такие моменты иметь за своей спиной обиженного – не то что смертельно опасно, а верная смерть. Точнее, почти верная, ведь выжил же у соседей Кравец, в которого кто то из своих же три пули влепил. Но то Кравец, животные – они живучие.
– Офигеть, пацан! – перед задумавшимся, будто даже задремавшим Никитой появилась пара ботинок. – Ну ты попал! На Зону поползешь, к уродам! Они тебя куснут, и ты сам…
Ачикян аккуратно поставил стакан на землю, встал и ударил один раз. Пьяный дед повалился, согнувшись, захрипел.
– Нуты чего, Миша! – шагнул кто то из темноты.
– Молчать, падлы! Совсем обожрались! Попалить все хотите? До истерики вот этого, – Ачикян чуть пнул Никиту в бок, – довести хотите?! Давай! А я вообще уйду! Я Удунова не трогал, я его не убивал, понятно? А когда на губе нас вэвэшники за яйца подвесят, я им обо всех спою, честно. И Дружинина вам припомню, и двух сверхсрочников, которых…
– Миша, Миша… – забормотали сразу несколько человек. – Ну успокойся, ну чего ты завелся? Сейчас все устроим.
– Я устраиваю. – Ачикян снова опустился на корточки. – Не вы. Я и вот он. Как тебя зовут?
– Никита.
– Не дрейфь, Никита! Все будет чики пики. В спецбатальонах надо друг друга выручать, понял? Я бы сам с тобой туда сходил, но кто то должен прикрывать. Не они же, понимаешь? Вот так. Где заявка, мать вашу?
– Вон, бегут…
Никиту трясла крупная дрожь. Лучше бы в болото. Лучше за самогоном к Кравцу. Те, кто не служил в спецбатальонах, не видел лезущих через линию кордона уродов, не стрелял в их безумные глаза, не поймут ужаса, который вселяет Зона. К ней привыкаешь, но она рядом – и ужас рядом тоже.
«Техники» хотели было заставить Никиту и тело грузить в «КамАЗ», но Ачикян снова прикрикнул, снова кого то ударил. Похоже, он один был трезвый. Никиту Миша посадил с собой, в кабине. Машина пошла тихо, словно крадучись. У шлагбаума прапорщик, рассмотрев заявку, посветил фонариком в кабину.
– А этот чего тут?
– Поменять там кого то нужно, взял с собой. Не пешком же ему?
– Почему пешком? Отдельная заявка, по их взводу… Непорядок, – сморщился прапорщик.
– Степаныч, не буди во мне зверя, – попросил Ачикян. – Я доброе дело делаю, между прочим.
– Ага, мать Тереза наших дней – это Миша Ачикян! – хохотнул дежурный по КПП.
Прапорщик вернул заявку и поднял шлагбаум. До – третьего блокпоста километра два, даже учитывая разбитую дорогу – и неторопливую, уставную езду Миши – минут десять, не больше. Надо было о чем то подумать, что то решить, пока есть время, но Никита ни на чем не мог сосредоточиться. В голову лезли то Хвостенко со своим самогоном, то Кравец с рожей дегенерата, то лейтенант, который согласился рискнуть своим бойцом, чтобы покрыть убийство другого бойца… А в кузове лежал мертвый Серега Удунов. Его сорвало, его достала Зона. Сколько еще ждать Никите, сколько он выдержит? Все говорили, что после прибытия следующей партии из учебок станет легче. Никита в это не верил. Однажды, после очередного избиения – в умывальнике ли, за баней ли, в овощерезке, – однажды он все решит и сам превратится в зомби, такого же, как те, на Зоне. Только он будет терпелив, дождется смены, получит оружие и там, на блокпосту…
– Автомат, – вдруг сказал Никита.
– Что? – не понял Ачикян. – Чей?
– Я не пойду на Зону без оружия.
Никита смотрел прямо в глаза Ачикяну. Тот, сперва недобро прищурившись, усмехнулся.
– Ладно, это законно, братишка. Уважаю. Я тебя переведу к нам, мы с тобой еще всех этих козлов ответить заставим… Мой возьмешь.
Никита поднял голову. «Калашник» Ачикяна висел в креплениях на потолке кабины. Пристегнуты два рожка, смотанные изолентой.
– Нож бы.
– Зачем? – Ачикян фыркнул, покачал головой. – Я и с собой не беру, потерял давно. С этими тварями ножом не справиться. Только их там сейчас нет, понял, братишка? Ты же помнишь ту канавку. Поползешь по ней, протащишь My… Удунова. Оставишь там, а сам – назад. Голову не поднимай, потому что если будет какое то движение, то наши тебя прикроют. Просто не высовывайся, не поймай шальную пулю. Тебе вообще то и автомат только помешает.
– Без оружия не пойду, – повторил Никита. Ачикян только кивнул.
Вскоре фары высветили караулку, на дощатой стене едва виднелась цифра 3. Прикрываясь беретом от света фар, подошел лейтенант. На Никиту он старался не смотреть.
– Где?
– В кузове. Извини, Володя, так вышло. Я обещаю разобраться.
– Беспредел начинаете? – хмуро спросил лейтенант. – И что потом? Полказармы трупов? Тебя бы вот свозить куда нибудь по случаю очередного расстрела дедов, чтобы ты сам посмотрел, как это бывает.
– Я здесь при чем, Володя?! Клянусь, только замазывать помогаю! Нервная у нас служба, Зона светит днем и. ночью, калечит людей…
– Пить надо меньше. Поехали.
Лейтенант вскочил на подножку, «КамАЗ» на малом ходу потащился по территории блокпоста. Попалась парочка сонных солдат, офицер с досадой махнул им: убирайтесь! Доехав почти до самого бруствера, машина остановилась. Подошел, зевая, сержант:
– Что случилось?
– Ничего, Пятов. Всем стоять по номерам, огонь без моей команды не открывать. Никому, что бы ни случилось, понял? Доведи до всех. Ну… – Лейтенант впервые посмотрел на Никиту. – С богом. Если что, я в пулеметном гнезде.
Ачикян помог Никите достать из кузова неожиданно тяжелое тело Удунова. Серега уже совершенно остыл и перестал быть собой. Теперь – просто тело. Труп.
– Дембель божий, – буркнул Ачикян, залез в кузов и выбросил наружу брезентовый ремень. – Прихвати его под мышками, и потуже: не задохнется уже. Тебе удобнее будет его за собой тянуть.
– Сейчас, только «калашник» достану.
– Осторожнее, он на взводе!
Мог и не предупреждать, Никита внимательно рассмотрел оружие. Отсоединил магазин, передернул затвор, чтобы проверить, как он ходит. Упавший в грязь патрон отыскал, загнал обратно: пригодится. Он уже знал почему то, что пригодится.
– Да не бойся, говорю же! Я когда молодой был, наши деды спьяну на спор туда ходили, прямо вот тут. – Ачикян подошел к свободному гнезду, приподнялся над бруствером из мешков с песком и бетонных блоков. Хлопнула ракетница, и вскоре пространство перед блокпостом оказалось освещено. – Тихо все. Отлично, братишка, везет тебе. Туда обратно, красота!
– Пойдем вместе. Быстрее управимся.
Ачикян медленно обернулся, и по его сжавшимся кулакам Никита понял, что за эти слова ему предстоит ответить по возвращении. Что бы Миша Ачикян ни плел сейчас своему «братишке».
– Привязал? На «три» поднимаем. Раз, два…

7

Здание некогда стояло на окраине поселка, но от поселка после катастрофы, с которой началось истинное пробуждение Зоны, остались лишь руины. Зато трехэтажный кирпичный частный дом приобрел новый статус: тут поселился Червь. Теперь строение лишь снаружи выглядело полз разрушенным.
Вертолеты коалиции бьют на поражение, едва завидев дымок. Считается, что людей в Зоне нет, они просто не могут там выжить. Еще бы: ведь даже армии великих держав не в силах справиться с вырвавшимися из нутра законсервированной ЧАЭС силами, куда уж одиночкам! Хотя в штабах не могли не знать, что в Зоне есть обитатели. Не могли не знать, что некоторые из этих обитателей недурно устроились и имеют регулярные связи с внешним миром. Не могли не знать, потому что порой сами помогали им выжить.
Но пилотов раздражать не стоит. Не проходило недели, чтобы Червь не обошел вокруг своей резиденции, не прошелся по необитаемому третьему этажу, не выбрался на крышу, заросшую кустами, чтобы проверить: точно ли дом выглядит с воздуха брошенным? Получить ракету в окошко не хотелось, а здесь, на самом краю Зоны, вертолеты появлялись часто.
Второй этаж, хоть его окна и зияли темными дырами, был вполне обитаем. Здесь почти каждую ночь ютились три четыре постояльца из тех, кто мог принести Червю некоторую пользу, но уважения не заслуживал. Дотла сожженные Зоной, не помнящие себя обрубки, или попростубомжи. Грязные люди спали в кучах тряпья, не смея развести огонь даже в глухих комнатах: Червь запретил, а наказание за ослушание только одно – смерть. Иногда быстрая, иногда не очень. За постояльцами приглядывал Дурень, здоровый одноглазый парень, умом и правда не отличавшийся. Дурень приносил снизу еду – теплую баланду, приготовленную из объедков Кларой, старой подругой Червя.
Первый этаж хозяин отвел под склад. Мешки с продуктами, снаряжением, боеприпасами – все это, многократно пересчитанное, хранилось в кажущемся беспорядке. Тут же ночевали, заодно охраняя имущество, «постоянные сотрудники» Червя. Только ночевали: кормила их Клара в главном помещении, в подвале.
С тех пор, как в доме обосновался Червь, подвал постоянно рос. Поговаривали, что поначалу он и сам орудовал лопатой, ведрами выносил грунт. Так или иначе, а под землей постепенно вырос целый лабиринт ходов, поддерживаемых сваями, разобраться в котором, кроме Червя, никто не мог. Что хранилось в самых дальних, снабженных стальными дверями помещениях, не знал никто, так же как никто не знал, сколько из подземелья выходов. Ничего не поделаешь: люди на Зоне сменяются быстро, если только не сидят в хорошо оборудованном бункере, как Червь.
– Клара, наверху сегодня трое, – прохрипел Дурень, спускаясь по узкой лесенке. – Еще какой то хмырь приперся на ночь глядя, старый. Не видел раньше.
– А чего пустил? – уперла руки в бока Клара, дебелая женщина лет пятидесяти. – Ты тут приют для голодных мутантов скоро устроишь! Бюреров еще пригласи!
– Червь сказал: впусти, – развел руками Дурень. – Он хозяин. Так что троих кормить надо.
– Ничего не знаю! Вот, варила на двоих – пускай делятся!
Дурень покорно принял жестянку и, перебирая пальцами по ее горячим бокам, поволок пищу постояльцам. Чтобы не обжечь ладони, решил все же прихватить посудину полой рваного пальто, но, поднявшись по лестнице, поставил баланду на пол.
– Горячо, блин.
– Воняет то! – покачал головой толстый Хоре. Они на пару с Факером присели на ящики с крупой перекурить после ужина. – Жрут бомжи, как поросята, а не толстеют. Почему так, Дурень?
– Не знаю.
Дурень тоже решил посидеть с ребятами, никуда бомжи приблудные не денутся, подождут. Он похлопал себя по карманам, но сигарет не обнаружил.
– Угости, Хоре!
– Отдашь две, – тут же согласился толстяк. – Червь на курево цену поднял, слышал?
– Не слышал… – вздохнул Дурень. – А чего так?
– Груз с сигаретами упал на Чертовом Поле, какой то идиот его туда забросил. Кто в Чертово Поле пойдет? Только бомжей твоих гнать, да ведь они сгинут наверняка. А с прошлым грузом что случилось? К Мачо на территорию угодил.
– Мачо – ублюдок! – скривился Дурень.
Единственный глаз засверкал ненавистью. У Дурня был один хороший друг – Coco, или Контуженый, как еще называли этого проводника. Четыре дня назад Мачо не только не отдал чужой груз, но еще и убил трех из четверых посланных искать потерю. Coco получил пулю в голову, но все же приполз назад, только чтобы рассказать о случившемся и умереть.
– Мачо – ублюдок, во новости какие! – захихикал Хоре, толкнув локтем в бок Факера. – Слыхал, брат?
– Слыхал.
Факер через пустой дверной проем наблюдал за Червем, уже битый час торчавшим перед домом. Хозяин смотрел куда то на запад и заметно нервничал,
– Кто за грузом пошел? – спросил Факер.
– Сафик, Ушастый, Малек, – перечислил Хоре. – И еще этот, новенький, Фред. А что, не вернулись пока?
– Нет.
– Упокой господи их душу, коли что, – перекрестился толстяк. – Все там будем.
– Типун тебе на язык! – рассердился Факер. Каждый раз, как он злился, возвращался давно стершийся акцент. – Нас тут осталось семеро стрелков, считая Червя! А у Мачо сколько?
– Откуда я знаю? – Хоре машинально проверил открытую кобуру. – Не сунется же он сюда.
– А почему? Сейчас то поздно, да и дождь начинается, а вот как рассветет… – Факер постучал носком сапога по ящикам. – Вот тут крупа, фасованная. Но рядом то – фанаты. А вот в тех – выстрелы для «аэропиявки». Представляешь, что будет, если сюда один такой же выстрел прилетит? Наши куски до ЧАЭС долетят.
– И тебе типун на язык… – нахмурился Хоре. – Червь, наверное, не дурак. Да и Мачо не псих же? Он и так неплохо имеет. Может, они просто не успели прийти и заночевали где нибудь?
Факер только посмотрел на Хорса и покачал головой.
Действительно: что значит «не успели»? Группа не вернулась, значит, случилось что то непредвиденное. А непредвиденное в Зоне чаще всего означает смерть.
– Пойду я! – Дурень затушил окурок и припрятал в карман. – Бомжей кормить, пока не остыло.
– Ага, пускай полакомятся, болезные! – вяло пошутил Хоре.
Настроение у толстяка сильно испортилось… Червь, изрядно промокнув, наконец вернулся в дом. Вернулся злой: огромные кулачищи сжаты, лысина побагровела.
– Сейчас наружка вернется, пусть сразу жрут – и спать! Вы двое остаетесь здесь, с Дурнем вместе. Если кто нибудь появится, сразу стучите мне! Люк закрою, дело у меня. В дом до моего приказа не пускать никого.
– Да ясно, ночь же, – сразу закивал Хоре.
– Хозяин, нам бы курева. В долг, – глядя в сторону, протянул Факер. – И выпить чего нибудь, прохладно.
– Что? – даже пошатнулся от такой наглости Червь. – Какое «в долг»? Офонарел?!
– Я говорю: прохладно, – упрямо повторил Факер. – Сыро. Вообще времена тяжелые, семь стрелков осталось. Нам болеть нельзя.
Червь перевел тяжелый взгляд на Хорса, но тот лишь пожал плечами, постаравшись даже улыбнуться. Мол, ничего такого не подумай, хозяин, просто действительно сыро… Яростно пыхтя, Червь прошел мимо них и загромыхал по лестнице. Через минуту снова высунулся из люка, чтобы поставить на пол бутылку горилки и швырнуть две пачки дешевых российских сигарет…
– Держите, подонки! При первом расчете вычту с процентами!
– Спасибо, хозяин! – приподнял шляпу Хоре.
– До расчета еще дожить надо, – хмыкнул Факер, сразу открывая бутылку. – А помирать трезвым я не желаю. Хоре, тут две трети мои, ты понял?
– Понял, понял, – кивнул толстяк. – Только прикончит то он нас обоих.
– Пусть сперва других людей найдет.
Дождь лил все сильнее, от двери потянуло сыростью. Хоре вышел наружу, держа руку на кобуре с крупнокалиберным револьвером, быстро отыскал в лопухах еще две бутылки, сверток с закуской и вернулся.
– Ну, с добавкой от Червя вахту простоим! – хихикнул он.
– Простоим! – согласился чуть повеселевший Факер, отрывая бутылку от бледных губ. – Только за ящик спрячь, не хочу я кровным с Дурнем делиться. Черт, да знал ли я, отправляясь в эти долбаные края, что мне тут за каждую каплю выпивки платить втридорога придется, а?! Ни за что бы не поехал.
– Чего, теперь говорить, – вздохнул Хоре. Толстяк пристроил на коленях верный дробовик и принял ровно на две трети опустевшую бутылку от партнера. Факер, в свою очередь, вытянул из за спины автомат, нацелил на дверь.
«А по мне, главное – калибр, – подумал Хоре. – Скорострельность с этими тварями ничего не дает, уж больно быстрые… Тут уж попал, или не попал».
– Давай о бабах поговорим, – предложил Факер. Впрочем, он всегда это предлагал. – Вот помню, в Брайтоне… Ты только не путай с этим вашим уродским Брайтон Бич, Брайтон – совершенно другое. Так вот…
Дождь шел все сильнее. Хоре слышал, как бомжи этажом выше перетаскивают матрасы, спасая их от льющихся с потолка струй. Он понимал, что сегодня никто уже не вернется. Хуже всего, если погиб Сафик – проводник тогда у Червя останется только один. А без проводников что за бизнес?

8

Они вскинули тело на бруствер. Канава начиналась метрах в пяти перед кордоном, некогда она шла вдоль дороги. Асфальт давно растрескался и зарос травой, дороги не стало, а вот канава почему то осталась. В дождливую погоду в ней собиралась вода, но сейчас земля была почти сухой. Достаточно глубокая и широкая канава, чтобы незаметно проползти на ту сторону… Никита знал, что прямо на эту ложбинку, по прямой уходящую к Зоне, пристрелян пулемет на вышке – это место считалось опасным. Если захотят достать, им и целиться не придется, только повести стволом…
– Давай! – Ачикян хлопнул Никиту по плечу и даже подсадил немного. – Удачи, братишка! За линию его, и назад! Только из канавы не вылезай, если что – будем сносить все, что торчит, а тебя не зацепим.
Никита перевалился через бруствер, пробежал несколько шагов и потянул за собой тело Удунова. Это оказалось не так уж легко, Никита приближался к канаве медленно, рывками. А надо быстрее, только там можно спрятаться от страшных глаз, глядящих с обеих сторон…
«Если некрупный кабан побежит прямо по канавке, они его не достанут, и мне конец… Или слепой пес… – подумал Никита, опускаясь наконец в густую траву. – Скольких еще тварей я не знаю? Может быть, меня укусит какая нибудь ядовитая пиявка и я сдохну через неделю. Ну и пусть».
Он слышал, как на бруствере перекликались Ачикян и лейтенант. О чем? Не важно. Никита проползал, насколько позволял ремень, потом, хрипя от натуги, подтягивал мертвеца. Это оказалось еще тяжелее делать лежа, не поднимая головы, и, одолев примерно половину расстояния до линии, он решил сделать передышку. Ярко вспыхнула очередная ракета, и Никита не удержался, все же приподнял голову, чтобы посмотреть на кордон с этой стороны. Со стороны Зоны.
Длинные линии брустверов убегали в обе стороны, их прерывали бетонные стены, тянущиеся от блокпоста до блокпоста. За стенами минные поля, пространство и перед ними, и позади простреливается с вышек. Это первая линия обороны человечества от Зоны. Там, позади, есть вторая, куда более мощная. Там артиллерия, готовая превратить всю эту землю в пылающий ад – если потребуется.
«Тут и без того ад, – подумалось Никите. Он запрокинул голову и, пока ракета не погасла, оглядел, насколько позволяла трава, канаву. Пока все было хорошо. – Мой ад. Удунов вырвался, а я? Вот так же однажды не выдержу. И не важно, сразу меня убьют или сперва я прикончу полвзвода. Конец один. Может, застрелиться?»
Никита пополз быстрее, чтобы избавиться от дурацких мыслей. Он оказался слишком слаб для Зоны. Она давит, «светит». Черная быль. И все сходят с ума. Кто, как Кравец, кто, как Ачикян, все равно. А кто то, как Никита: превращается в загнанного зверька, у которого только одна дорога, к смерти. Прямая, как эта канава. Почему так получается, что нельзя ни пожаловаться, ни сбежать?… Никита не мог ответить себе на этот вопрос, горло сжалось в комок.
– Вперед!
Он полз, обдирая кожу о ремень. Жаловаться… Кому?! Ворваться в штаб и упасть в ноги командиру? Он сплавит в части второй линии, а там… Там уже будут знать, кто к ним едет. Слышал Никита такие истории. А сбежать – как? Вторая линия не только Зону стережет, ной их, защитников первой линии. Для тех, кто сзади, спецбатальоны – уже часть Зоны. Они тоже стреляют без предупреждения.
– Сумасшествие, сумасшествие… – шептал Никита и полз, полз, пока окончательно не выдохся.
Еще одна ракета. От поста что то кричат, но Никита не желал вслушиваться. До линии осталось метров двадцать, здесь уже пахло горелым. Выжженная полоса. На занятиях в учебке объясняли, что кабаны и другие животные со временем привыкли к этой полоске мертвой земли, «линии», и перестали заходить за нее в поисках пищи, поэтому ее необходимо все время обновлять. В спецбатальоне сказали: чепуха. Тем, кто приходит из Зоны, плевать на линию, кем бы они ни были. И все же раз в неделю вертолеты проходят вдоль кордона, жгут из огнеметов усталую землю.
– Как ты там, Серега? – спросил Никита, чтобы услышать хоть свой голос в наступившей тишине, и вдруг испугался, – что Удунов ответит. В Зоне всякое случается. А они уже в Зоне, что для Зоны какая то человеческая линия? – Молчи, молчи, скоро все кончится. Я уйду, а ты останешься. Или я тоже не уйду…
Говоря это, Никита имел в виду: меня могут убить, как только я дотащу тебя. Убить, чтобы избавиться от свидетеля, или по ошибке, или от страха, как угодно. Убить, чтобы провести ночь спокойно, а днем, под хорошим прикрытием, забрать сразу два тела. Или нет? Или его прикроют, а Миша Ачикян отведет в парк и накормит напоит? Потом Ачикян разберется со своими «козлами», а Хвостенко, узнав, куда ходил Никита, перестанет его донимать и когда нибудь они споют вместе «Че ра но былль…»?
– Ерунда… – Никита сам не заметил, как заплакал. – Ерунда. Они психи. И я псих. И офицеры тоже, капитан весь седой. Он пережил три прорыва, он ненормальный. Зачем ему эти «год за три»? Он убил кого то, Хвостенко рассказывал, вот его и не повышают. Кого то вроде меня… Ачикян все врет…
Безумие накатывало. Пытаясь не позволить ему накрыть себя с головой, Никита, не переставая плакать, прополз еще немного. Вот и линия. Гарь, твердая земля.
Снова сверху повисла ракета. Она была глазом оттуда, из за кордона. Спецбатальон интересовался: выполнил ли приказ рядовой Нефедов? Чмо, которое пинком послали выволочь из расположения тело приятеля. Чтобы никто из солдат не попал под суд, чтобы комбат не устроил офицерам головомойку. Разве комбат в ответе за солдата, которому вздумалось прогуляться за линию? ЧП, конечно, но не более того. И комбат, и комполка, и даже те, кто прислал их сюда, – все они ненормальные. Всем им кажется, что Зонуостановили. А на самом деле кошмар наступает.
Пыхтя, Никита подтащил Удунова и перевалил через себя, так что ботинки мертвого солдата ударили по лицу – Все, Серега прибыл. А Никита? Он стянул с головы берет, утер пот и слезы. Расстегнул пуговицу – ветер скользнул по мокрой насквозь тельняшке. Вспомнил Хвостенко: «Она не в черную полоску, душара. Она сама черная, и только полоски белые. Такая, душара, у нас тут душа. Черная быль. Привыкай».
Но Никита не смог привыкнуть. А значит, обречен. Стоит ли тянуть? Автомат лежал на груди, его близость успокаивала. Пока у тебя в руках оружие, в этих руках все. Можно изменить будущее в любой момент, просто вычеркнуть его. Запасной выход из Черной были для тех, кто устал от белых полосок на черной душе. Для тех, кого доконала Зона. Тоже не редкость в спецбатальонах… Хотя стреляются почему то чаще во второй линии.
Еще ракета. Никита поднял ладони, заслоняясь от ее света, от пристального взгляда оставшихся за кордоном. Он чувствовал себя почти мертвым и почти свободным. Хорошо.
Позади что то хрустнуло, какая то ветка, и Никита резко вскинулся, перевернулся на живот, нашаривая скобу спускового крючка. Никого… Пустая канава, черно желтая от света ракеты. Четкие тени трав. Там, впереди, в метре за лежащим Удуновым – Зона. Там живут чудовища, оттуда приходят кошмары и волшебные сказки. Туда рвутся тысячи любопытных идиотов со всего мира, но их вэвэшники останавливают далеко позади, на третьей линии. Зачем они туда лезут? Говорят, некоторые проскальзывают и потом пытаются вернуться. Их убивают, конечно.
Еще не понимая, что делает, Никита протиснулся мимо Удунова и замер, прислушиваясь к новым ощущениям. Их, конечно же, не было: все тот же страх, отчаяние и вместе с тем странное чувство свободы. Сзади окрикнули, Никите показалось, что он узнал голос Ачикя на. Беспокоится? Вряд ли. Они все будут рады, если он не придет назад. А зачем Никите возвращаться? Медленно сходить с ума?
– Не всех останавливают, пробираются некоторые ублюдки. Но если там живут люди… То и я смогужить? Если нельзя идти назад – значит, надо идти вперед?
Потом Никита думал, что именно в этот момент более всего приблизился к сумасшествию. Настоящему – с пусканием слюней, бессвязной речью, галлюцинациями. Психоз, окружавший Зонупо периметру, едва не пожрал его. Многого рядовой Нефедов не знал, например, того, что большинство проходивших срочную службу в спецбатальонах рано или поздно попадают на учет к психиатрам. Не знал что офицерам специальной инструкцией запрещалось занимать должности в спецконтингенте дольше, чем два года, но инструкция эта не выполнялась, потому что слишком мало было желающих занять их места.
– Нефедов! Если с тобой все в порядке, подними руку! Подними руку! – Лейтенант откуда то раздобыл мегафон. – Рядовой Нефедов! Приказываю вернуться!
«Ага… – думал Никита, извиваясь в канаве ужом и уползая все дальше от линии. – Я подниму руку, и вы ударите из гранатометов. Я подползу ближе, и вы меня расстреляете. Зачем я вам? Сволочи…»
Он даже перестал думать о Зоне, так боялся, что вот сейчас пулемет с вышки прострочит трассирующей нитью канаву, от кордона до линии и дальше, настигнув беглеца. Но никто не стрелял, только лейтенант все кричал и кричал что то. Добравшись до первых деревьев, Никита боком выкатился из канавы, и по нему тут же ударили из автоматов.
– Не стрелять!!! – донесся крик лейтенанта. – Нефедов! Движение в Зоне, Нефедов! Где ты?!
Пули легли близко, и если бы автоматчики не подчинились приказу, то нашарили бы Никиту. Он, то приподнимаясь на четвереньки, то снова падая на живот, продвигался дальше в «зеленку». Пусть его сожрут монстры, пусть укусит зомби, пусть! Только бы не назад к этим гадам!
– Нефедов!!! – последний раз крикнул лейтенант. – Нефедов, вернись!
А потом блокпост открыл огонь из всех стволов и подствольников. Никите рассекло щеку отлетевшими от дерева щепками, осыпало сбитой листвой. Он вскочил на ноги и побежал, даже не пытаясь прятаться, ужас доконал его. На третьем шагунога вдруг провалилась в пустоту, мир перевернулся. Кубарем скатившись в овраг, Никита оказался в мелком, грязном ручье, по которому и помчался дальше, удаляясь от кордона наискосок.
Потом,все смешалось окончательно. Никита устал бежать, перестал слышать выстрелы, и только свет от выпускаемых в небо ракет иногда доставал его. Сначала солдат падал в воду, старался спрятаться, потом стало все равно. В какой то момент пошел дождь, редкий, но очень колючий и холодный. Никита замерз и, хрипло поскуливая, попытался выбраться наверх, но склоны оказались крутыми и скользкими. Он падал, снова бежал по ручью, карабкался вверх и опять падал. Наконец рука нащупала корни, и Никита, зажав зубами ремень автомата, подтянулся таки и пополз уже по мокрой траве.
Рядом оказалась стена. Никита не стал разбираться, что это за здание, не пытался даже осмотреться. Он просто прижался к мокрым кирпичам и замер, постаравшись стать незаметным, исчезнуть. «Меня нет, меня нет…» Кажется, сверкали молнии. Кажется, кто то выл в овраге, Никита ни в чем не был уверен.
Дождь хлестал косо, с левого бока. Остановившись, солдат стал замерзать, тело охватила крупная дрожь. Никита поднял воротник, устроил «Калашников» на коленях. Все, понял он. Зона. Назад пути нет. Потоки воды стекали в овраг, разбитые кирпичи окрашивали подтеки в красный цвет. Он ощупал стену, встал на дрожащие ноги и постарался понять, где находится. Бесполезно: Никита даже не помнил, с какой стороны прибежал.
Зона оказалась полна звуков, но дождь скрадывал их, смешивал, искажал. Шорох, рычание, вой и, кажется, чья то далекая ругань. Или это работает позабытый ушедшими людьми телевизор? Поговаривали и о таком. Никита прижался ухом к холодному кирпичу, прислушался. Стена гудела… Или гудело у него в ушах? Дождь смыл слезы, холод остудил разгоряченную голову. Никита поднял автомат и застыл, не зная, откуда ждать опасности. Так он и простоял до самого рассвета.

9

Над блокпостом то и дело вспыхивали осветительные ракеты, потом началась пальба.
– Праздник у них, что ли? – недовольно пробурчал Малек.
– Ты спи, – строго отозвался Сафик, вызвавшийся караулить первым. – Чтобы встал сразу, как скажу!
– Легко сказать: спи! – Малек поежился под отсыревшей курткой. – Положил под дождь: спи!
– Ушастый же спит.
– Это у него отходняк такой, от антишока, я так думаю, – предположил Малек. – Может, он вообще помрет. Может, там на упаковке написано: спиртное воспрещается! А ты по английски не читаешь.
– Ты читаешь?
– Нет.
– Тогда выпей еще и спи! Не зли меня! – Сафик даже несильно пнул Малька по ноге. – Отвлекать часового запрещается, вот что. В армии не служил?
Малек пробурчал что то неразборчивое в ответ и притих. Посидев еще немного за импровизированным укреплением из трех тачек, Сафик поднялся, перешагнул через товарищей и осторожно приблизился к краю оврага. Довольно высоко, круто, а теперь, когда глина намокла, вообще никому не забраться. И все же кто то там был… Сафик разглядел метнувшуюся тень.
«Крысиные волки, стая, – сразу понял проводник. – Ерунда. Пусть там бегают, если им больше делать нечего. Придет кто нибудь посерьезнее – сразу завоют, вот и будет сигнал».
Сафик поежился, затянул шнуровку под горлом. Холодно, сыро. Но до ближайшей крыши слишком далеко, а огонь разводить – беду кликать. Он вернулся к баррикаде, поправил направленные в сторону леса стволы. Будет чем дать отпор, вот только все зависит от противника. Хуже всего – человекоподобные мутанты, пожалуй. От одного контролера они отобьются, но, если парочка, придется туго. Да и зомби, если свеженькие, неприятностей доставят, стрелять из леса просто. Про изломов и думать не хотелось.
«А точно ли в этом лесу есть странствующие аномалии? – Сафик обладал острым, недоверчивым разумом, оттого и стал проводником. – Все говорят: Проклятый Лес. Да, ходить по нему не сахар, а уж ночью – спаси Аллах. Но движущихся комариных плешей или мясорубок никто не видел… Может, их и нет?»
Он закурил. Только в одиночестве Сафик позволял себе такие мысли. Зона вообще то не любит недоверчивых, но проводник ее не боялся. Это трудно – Зона может сделать с тобой кое что похуже смерти. И все же Сафик принимал вызов каждый день.
«Ты сама выдумала свои самые страшные кошмары, наслала их на людей. А люди доверчивы… Сижу, боюсь изломов – а есть ли они? Я не видел. А кто видел – мертвы. Откуда же рассказы? То же самое и странствующие аномалии. Врешь, Зона, ты врешь… Надо проверить.»
Это увлекло Сафика: продолжая рассматривать лес через ГШВ, он начал мысленно планировать ночную вылазку. Пройти через Проклятый Лес ночью! После этого Червь ему в глаза смотреть не сможет, подонок жадный. Только вешки надо расставить такие, чтобы видеть через прибор ночного видения.
Если бы Малек мог слышать проводника, он бы с уверенностью сказал, что Сафик спятил. И оказался бы недалек от истины. Более мудрый Ушастый заметил бы, что все они тут давно сошли с ума. Рисковать каждый день за не такие уж великие деньги, которые можно потратить разве что на патроны, унижаться перед хозяином, прятаться и от мутантов, и от людей… Нормальный человек давно бы застрелился – ведь другого выхода с Зоны нет.
«Скажу: дай ПНВ! Я, скажу, проводник, а ты кто? Ты без меня – никто! Coco умер, Паля много пьет.
Пусть дает. А я пройду ночью через этот лес и докажу Зоне, что я сильнее! Всем докажу. Нет никаких странствующих аномалий, и изломов нет, и бюреров, наверное, тоже. Однажды я вернусь к ЧАЭС. Смогу вернуться».
Размышляя, Сафик яростно пыхтел сигаретой и не заметил три тени, скользящие к людям вдоль оврага. Крупные четвероногие, почти метр в холке, уверенно двигались в темноте. Если бы люди вышли к оврагу засветло, то заметили бы примятую траву, осколки мелких костей. Ночь скрыла чужую лежку, а дождь изгнал мускусный запах.
– Малек!!!
Сафик заметил слепых псов совсем рядом, когда вожак уже приготовился к прыжку. Проводник повалился на бок, задирая ствол оказавшейся под рукой «LR 300». Американская винтовка послушно затарахтела, поливая свинцом темное небо. Пес не прыгнул.
– Ушастый!
– Тут я! – промычал едва очнувшийся от подозрительно крепкого сна Ушастый, нашаривая «Калашников». – Где, кто?!
Малек завизжал, поднимаясь во весь рост и высаживая в темнотуполный магазин. Ствол плясал у него в руках – в слепого пса невозможно прицелиться наверняка, уж так эти твари умели управляться с человеческой психикой.
Как только автомат Малька замолчал, вскочил Сафик – надо было дать время товарищуперезарядить оружие. Сквозь ПНВ проводник видел неподвижное пятно. Молодец, Малек! Попал таки! Но надо бить еще, слепые псы не умирают сразу.
– Три их, три, рванина! Бей!
За спиной ругался, щелкая затвором, Ушастый. Заклинило?! Сафик обещал себе обернуться, как только Малек снова начнет стрелять, но не успел. Сильнейший удар сбил его с ног, бросил на тут же опрокинувшуюся тачку, ПНВ слетел с головы. Где то рядом лежал пес, мертвый или еще живой…
– Сафик!!! – голосил Малек сквозь треск «Калашникова». – Сафик!!!
Проводник зашарил по мокрой траве руками: тут должно быть полно заряженных стволов, он же сам раскладывал! Пес прыгнул за тачки и сейчас рвал Ушастого, Сафик слышал даже, как хрустят кости. «Сайга», наконец то! Забыв о подстреленной твари, Сафик привстал и с колена выстрелил на звук, не стараясь прицелиться. Да и куда целиться в такой темноте?!
Автомат Малька сразу замолчал, и проводник сперва испугался: не подстрелил ли? Но через миг раздалось знакомое щелканье пристегиваемого магазина.
– Сафик?… Где он?
– Кто? – стараясь говорить спокойно, проводник нашарил новое оружие и пытался на ощупь понять, с чем имеет дело. – Я убил пса?
– Вроде угрохали его мы с тобой… Я весь магазин всадил! Лежит. Пальнуть еще?
– Погоди. Один тут, один возле тебя. Значит, еще один, гад. Ушастый жив?
Малек завозился в темноте, подбираясь к товарищу. Пока он, опасливо трогая мертвого пса, искал тело Ушастого – а в его гибели Сафик не сомневался, – проводник нашел и ПНВ. Надел, всмотрелся. Тень вертелась между деревьев.
– Щенок остался. Один… Не нападет.
– Другой бы кто не пришел! – проворчал Малек. – Все, отбегался Ушастый. Чебурашка, едрит его в душу! Он в того, третьего пулял, но пес то скачет, и не прицелишься! И тут этот как скакнет из темноты, я чуть в овраг не улетел.
– Ты везучий, он – нет. Не его ходка, – вздохнул Сафик и закурил, унимая дрожь в руках. Ему было немного стыдно, все же прозевал приближение трех гадин. Но стыд никогда не мучил проводника подолгу. – Поправь тачки. Спать не будем больше, возьми ПНВ тоже. Аптечку надо? Бери.
– Червь с нас спишет, не расплатимся… – бормотал Малек. – Да, этот гад Ушастому сразу артерию на горле порвал. Без шансов… Давай столкнем пса вниз? Волки порадуются или кто там воет.
Эта идея Сафику понравилась – ни к чему иметь рядом даже мертвого мутанта. Говорят, иногда псы оживают. Сам он считал это выдумкой, но сейчас не время для борьбы с кошмарами Зоны. Только что Сафик ее снова победил, надо передохнуть. Они сбросили обоих псов, и третий, почти взрослый щенок, заскулил в лесу.
– Заткнись, мразь!!! – Малек выпустил в сторонудеревьев длинную очередь. – Убью!
– Перестань, сам уйдет. Тише, не любит Зона шума. Они восстановили баррикаду, выпили водки. Потом Малек обшарил карманы Ушастого, перемазавшись в крови, и отправил крысиным волкам в овраге еще один подарок – труп человека.
– Светло станет – поделим, – пообещал он Сафику. – Но денежек мало.
– Ты небось тоже при себе не все носишь, – пожал плечами Сафик.
Малек промолчал. Конечно, он имел тайник, и не один! Если бы он все заработанные, а это шестьдесят тысяч, если на доллары прикинуть, с собой таскал – да сам Ушастый его и придавил бы в первой же ходке! Карточные долги отдавать надо, да и не только в них дело. Уйти с Зоны трудно, говорят, что невозможно, но деньги поддерживают надежду, придают смысл существованию здесь. Вот он еще немного накопит и встретит вдруг кого то, кто выведет за кордон…
– Я в Проклятый Лес скоро пойду, ночью. Ты со мной? – вдруг спросил Сафик.
– Что я, идиот?
– Трус ты, трус! – добродушно засмеялся проводник. – Чмо!
– Сам чмо! Дурак ты, Сафик, и шутки у тебя дурацкие…
– Не шучу. А не трус – идем со мной! Нет никаких странствующих аномалий!
– Да, конечно… – Малек исхитрился одной рукой свинтить крышечку с бутылки и тайком отхлебнул. – И жарки у моста нет. Скажи мне, как пойдешь, где твои тайники. Чего добру пропадать?
– Эх, чмо! – хихикал проводник. – Жадный! Не уйдешь из Зоны. Никто не уйдет.
– Уйду…
– Как Ушастый, да? Или как Фред?
Малек сплюнул и вдруг принялся ругаться. Долго и громко, поливая Сафика всеми известными бранными словами. Обычно суровый проводник не отвечал, а только смеялся все сильнее. Двое сумасшедших под ночным дождем.